Что такое неотроцкизм? Читайте в газете «Правда» публикацию доктора исторических наук, директора Центра политической культуры России Сергея Васильцова

«Правда» публикует материал доктора исторических наук, директора Центра исследований политической культуры России С.И. Васильцова о неотроцкизме.

Борьба с троцкизмом всегда была одним из определяющих моментов в жизни и деятельности как русского, российского, так и мирового коммунистического движения. Её история насчитывает сегодня более столетия. Усиливаясь и обостряясь практически на каждом повороте политических событий, схватка с троцкизмом нередко отходила в тень, микшировалась, чтобы затем опять достичь предельной остроты.

Способный, как мало что другое, менять свои личины, троцкизм постоянно мимикрировал под изменяющееся положение вещей, открещиваясь от собственных идей и дел, потерпевших неудачу. Вплоть до того, что, подобно нечистой силе — которая, как считается, извечно норовит доказать, будто бы её нет, — он отрекался и от самого себя.

Не случайно и в наши дни, даже после заявлений ЦКРК КПРФ и решений XIII съезда партии, можно столкнуться с утверждениями, что никакого-де троцкизма (тем более — современного, нового) просто не существует. И самого такого понятия в марксизме-ленинизме якобы нет.

Причём такого рода «арабские сказки», как называл их И.В.Сталин, рассказываются ещё и потому, что ленинское и сталинское политическое наследие пока недостаточно изучается партией, а теоретическая проработка проблемы троцкизма ощутимо отстала от требований дня.

Так что 130-летний юбилей Сталина, утвердившего в политическом обороте понятие «троцкизм» (хотя первенство в этом он отдавал Ленину), а также введшего сам термин «новый троцкизм», предоставляет хороший повод обратиться к данному вопросу.

Старый троцкизм: всё — в костёр мировой революции

В качестве идейной основы старого, преимущественно дооктябрьского, троцкизма Сталин указывал на теорию «перманентной» революции, которую Троцкий позаимствовал в канун событий 1905—1907 гг. у немецких социал-демократов Розы Люксембург и Парвуса. При этом Сталин выделял три главные отличительные черты указанной концепции.

Во-первых, речь шла о трактовке троцкизмом революционного процесса в качестве постоянного и равномерного движения, не зависящего от перемен общественной обстановки. Революционный процесс, по Троцкому, лишался диалектики, превращаясь в формальную и нежизнеспособную схему. Во-вторых, провозгласив ещё в начале ХХ века лозунг «Без царя, а правительство рабочее!», Троцкий вывел за скобки революционного движения всё крестьянство, трактуя его не в качестве союзника пролетариата, а как однозначно консервативную и контрреволюционную силу. Ставка им делалась исключительно на городских (а точнее, на промышленных) рабочих, составлявших в России в те дни абсолютное меньшинство. Что и предопределило, в конечном счёте, поражение первой русской революции. В-третьих, целью «перманентной» революции провозглашалась революция мировая.

Другой важнейшей отличительной особенностью старого троцкизма Сталин считал недоверие к Коммунистической партии как таковой, к её организованности и единству, никогда не прекращавшуюся борьбу троцкистов за лидерство в ней. Непрерывные атаки на лидера сделались в связи с этим чем-то вроде «визитной карточки» троцкистов. Курс на «перестройку» Компартии на якобы демократический, а в действительности — западный, социал-демократический, манер предполагал предельное, в троцкистском стиле, её дробление на группы и фракции.

Троцкизм, согласно сталинской характеристике, извечно стремился противопоставить, а то и столкнуть лбами старые, ещё дооктябрьской формации, и новые, сложившиеся после революции, поколения коммунистов. Первые при этом объявлялись чем-то безнадёжно старым (хотя средний возраст таких ветеранов, как правило, не превышал 40—45 лет) и обюрократившимся, а потому обязанным уйти, освободив дорогу молодёжи, которая призвана-де создать новую, современную и настоящую партию. «Схема разрушения большевистской партийности» — так охарактеризовал эти призывы Сталин. Это же осталось и сутью нового троцкизма.

Новый троцкизм — курс на захват партии

Сталин писал, что новый троцкизм не есть простое повторение старого троцкизма, что «он довольно-таки общипан и потрёпан, он несравненно мягче по духу и умереннее по форме, чем старый троцкизм, но он, несомненно, сохраняет, по сути дела, все особенности старого троцкизма». Вместе с тем новая историческая эпоха внесла в него и целый спектр коррективов. Воплощение в жизнь ленинского положения о возможности победы социалистической революции в отдельно взятой стране, успехи социалистического строительства в России, стабилизация международной обстановки, предоставившая СССР нужную, как воздух, передышку,— всё это опрокинуло ставки троцкистов на мировую революцию.

Отказываясь теперь на словах от прямой пропаганды теории «перманентной» революции, которую сам Троцкий стал называть достоянием прошлого, достойным лишь упоминания в истории партии, новые троцкисты норовили утверждать, будто их взгляды подтвердила… свершившаяся революция. Таким образом, говоря сегодняшним языком, они попытались буквально политически приватизировать Октябрь.

Если изначальный троцкизм претендовал на то, чтобы быть альтернативным по отношению к ленинизму, то новая его ипостась пыталась (и пытается) «врасти» в ленинизм и действовать, разлагая его скрытно изнутри. Новый троцкизм оказался ещё изощрённее, беспринципнее и опаснее.

Если старый троцкизм бравировал грубой антиленинской фразой, то новая его разновидность предпочитала уже льстиво-захлёбывающийся тон, проталкивая под его прикрытием свои «трактовки» ленинского наследия. Сталин подчёркивал стратегическую хитрость новых троцкистов, которые пытались «шумом о гениальности тов. Ленина прикрыть свой отход от Ленина и подчеркнуть одновременно слабость его учеников».

Действуя под подобным прикрытием, троцкизм брал курс на рассечение ленинизма на две части: «на ленинизм довоенный, ленинизм «старый», «негодный»... и ленинизм новый, послевоенный, Октябрьский, который рассчитывают они приспособить к требованиям троцкизма», дабы вырастить в недрах ВКП(б) свою собственную партию, мелкобуржуазную по классовым корням и социал-демократическую по духу.

Если изначально Сталин говорил о Троцком как о «лишённом армии политическом одиночке», то затем его оценка изменилась. Правда, он подчас едко высмеивал союзы троцкистов с другими оппозиционерами, называя их «сложением сил оскоплённых», но вместе с этим предупреждал, что троцкизм теперь получил «все шансы стать центром и сборным пунктом непролетарских элементов», стремящихся к ниспровержению партии.

Атака на лидера: тактика  «тёмных переулочков»

Попытка подменить собой руководство партии всегда составляет одну из характернейших черт троцкизма. Идёт ли речь о событиях прошлого или о реальностях настоящего. «Я не знаю ни одного течения в партии, которое могло бы сравниться с троцкизмом в деле дискредитирования лидеров ленинизма или центральных учреждений партии»,— признавался Сталин. Так, Троцкий упорно подавался его поборниками в качестве главного вождя Октябрьской революции. На что Сталин едко спрашивал: а почему, собственно, в канун Октября «в состав практического центра, призванного руководить восстанием, «странным образом» не попал «вдохновитель», «главная фигура», «единственный руководитель» восстания, Троцкий»? Ставить последнего рядом с Лениным, не раз усмехался он, всё равно что сравнивать «хибарочку с Монбланом»…

Сталина буквально бесит в троцкизме то, что сегодня мы зовём местечковостью: болезненное, доходящее до агрессивности самомнение при узком мировоззренческом горизонте и приземлённом интеллектуальном уровне, которые сочетаются с громкой претензией на знание и решение любых глобальных проблем, с этакой картинностью как политического, так и обыденного поведения, а также ведения даже самых заурядных дел.

Не менее чётко парировал Сталин и намерение троцкистов запустить в массы легенду о том, будто Ленин ещё при жизни готов был передать Троцкому власть в стране. Так, в книге некоего С.М. Истмена «После смерти Ленина» повествовалось, будто бы Владимир Ильич настойчиво предлагал Троцкому свой пост главы правительства и тем самым — положение «руководителя революционного движения всего мира».

В ответ Иосиф Виссарионович на строго документированной основе показал и доказал, что речь на самом деле шла о простом текущем кадровом вопросе — о выдвижении Троцкого на должность одного из четырёх заместителей главы Совнаркома. При этом Сталин признавался, что и сам голосовал за это решение. Тогда как Троцкий, наоборот, занял резко отрицательную позицию, не желая обременять себя подобной, не слишком престижной, на его взгляд, нагрузкой.

В этом ряду стоит и настойчиво распространявшийся троцкистами, как, впрочем, и их последователями в наши дни, миф о якобы спрятанном от народа и партии «завещании» Ленина. Сталин отнюдь не собирался «запрещать» данный вопрос. «Говорят, что в этом «завещании» тов. Ленин предлагал съезду ввиду «грубости» Сталина обдумать вопрос о замене Сталина на посту Генерального секретаря другим товарищем,— без обиняков говорил он на заседании объединённого пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) в октябре 1927 года. — Это совершенно верно. Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию». И самым подробным образом растолковывал данный вопрос. Этот сталинский рассказ вошёл в Х том его сочинений. И потому стоял буквально на каждой библиотечной полке, имелся чуть ли не в каждом учреждении и семье — бери книгу и читай подробнейшее изложение сути вопроса…

К тому же сталинская контраргументация, к сожалению, увидевшая свет только в 1997 году, но известная партии уже в ту эпоху, также отличалась по-сталински высочайшей ясностью. Троцкому, напоминал он товарищам, не может не быть известно, что «завещание» Ленина было направлено в ЦК исключительно для ознакомления с ним съезда. И ни Ленин, ни Крупская не предлагали сделать его предметом какой-либо «дискуссии перед всей партией». Ленинское письмо было прочитано во всех без исключения делегациях, прибывших на съезд. И, наконец, «президиумом съезда был запрошен пленум съезда: всем ли членам съезда известно «завещание» и требует ли кто-либо его обсуждения, на что был получен ответ пленума съезда: «завещание» известно всем, и обсуждать его на съезде нет необходимости, что... никаких протестов по этому поводу насчет возможных неправильностей не было заявлено на съезде ни Троцким, ни кем бы то ни было из членов съезда».

Тем не менее подобные наскоки делались всё более изобретательными. Как обобщил Сталин ситуацию на XIII конференции РКП(б) в январе 1924 года, в лице оппозиции партия столкнулась вовсе не с людьми, стремящимися ей помочь. Вот это и есть фракция, не без юмора и образно разъяснял он, когда одна группа членов партии поджидает её центральное учреждение «у переулочка, чтобы сыграть либо на неурожае, либо на падении червонца, либо на других затруднениях партии для того, чтобы выскочить потом из-за угла, из засады и стукнуть партию по голове».

Молодёжный огонь по штабам

Столь же сущностной чертой нового троцкизма стало заигрывание с молодёжью, противопоставление её ядру партии — попытки, как говорил Сталин, «разжечь страсти и обострить внутрипартийную борьбу». И, опираясь на них, захватить наконец руководство организацией да и страной в целом. Именно данной цели, в частности, служили письма Троцкого, рассылавшиеся, по словам Сталина, «независимо от ЦК, помимо воли ЦК, через голову ЦК». Партия упорно провоцировалась на бесконечную дискуссию, долженствующую, по планам троцкистов, на угодный им манер воспитать молодые партийные поколения. В ход шла излюбленная Троцким политика «эффектных жестов», а также стратегия «ультралевых фраз», следуя которым, как предупреждал Сталин, и молодёжь, и партия попадали бы в ловушку: ибо «пойдёшь налево — попадёшь направо».

«Молодежь — вернейший барометр партии, резче всего реагирует на партийный бюрократизм», — проповедовал Троцкий, норовя создать себе молодёжную опору, особенно в вузовских партийных ячейках, и призывая молодых брать своё «с боем». Это встречало жёсткую отповедь Сталина, который метко определял линию троцкистов как попытку «демагогически пощекотать молодёжь».

Впрочем, не только. Речь шла о гораздо более серьёзных вещах — о нарушении преемственности в кадровой политике партии, о прямой угрозе её единству. Троцкий, по сталинскому определению, норовил «расширить щёлочку» между основными отрядами партийцев. «Большевизм, — предупреждал Иосиф Виссарионович, — не может принять противопоставления партии партийному аппарату». Партия, подчёркивал он, исходит из того, что «партийный аппарат и партийные массы составляют единое целое, что партийный аппарат (ЦК, ЦКК, областные организации партии, губкомы, окружкомы, укомы, бюро ячеек и т.д.) олицетворяет собой руководящий элемент партии в целом». Партийный аппарат, повторял он, включает в себя «лучших людей пролетариата, которых можно и нужно критиковать за ошибки, которых можно и нужно «освежать», но которых нельзя шельмовать, не рискуя разложить партию и оставить ее безоружной».

 Корни русского вопроса

Схватка с троцкизмом вокруг национального, прежде всего русского, вопроса имеет глубокие корни. Она всегда шла на самых разных уровнях, то открыто, то путём намёков и недомолвок. Слишком острой и опасной была эта проблема. Она заслуживает особого внимания, и потому здесь мы коснёмся лишь некоторых её сторон.

Заметим для начала, что при сравнительном анализе текстов буквально бросается в глаза, что Сталин чаще всего употреблял определение «русский» — русские большевики, русская революция, — тогда как Троцкий в аналогичных случаях предпочитал слово «российский».

Или другое: уже в Гражданскую войну Сталин, не стесняясь, употребляет слово «офицер» и даже «генерал» применительно к красноармейцам и особенно к бойцам и командирам Первой конной. Это означало даже не одну, а несколько оплеух в адрес Троцкого. И потому, что тот ненавидел Конармию как традиционно «аристократический» род войск, который напоминал ему к тому же о казаках. И потому, что Конармия была детищем Сталина, и превращение её в кузницу командных кадров ничего хорошего Троцкому не сулило. И, наконец, потому, что сами слова «офицер» и «генерал» в ту пору считались ругательными, напоминая и о русской царской, и о белой армиях. Возрождение этих слов выглядело как прямой возврат к национальным русским традициям не где-нибудь, а в святая святых — Красной Армии.

Само ленинское учение, настаивал Сталин, имеет русский характер. Хотя, говоря о его значимости, он подчёркивал, что большевизм не есть только русское явление. Сталин напоминал: «Большевизм,— говорит Ленин, — есть образец тактики для всех». Иначе говоря, признавая и выделяя национальную суть большевизма, Сталин не замыкался в ней, а подчёркивал его интернациональный масштаб.

Традиционные же для троцкистов попытки конфликтно противопоставлять национальное и интернациональное встречались им буквально в штыки. Скажем, он с возмущением упоминал, что Троцкий в одном из своих писем радовался, как «ленинградская оппозиция энергично выступила против теории социализма в одной стране как теоретического оправдания национальной ограниченности».

Что и понятно: такое характерное для прежнего и современного троцкизма противопоставление национального и интернационального (то есть дословно — межнационального) заходит столь далеко, что последнее понятие просто теряет смысл и превращается в ничто. Ибо при отрицании национального от интернационального остаётся лишь приставка «интер» (то есть — «меж»), тогда как сущность понятия — национальное, — можно сказать, ампутируется.

Вскрывая корни набиравшего мощь национально-освободительного движения в мире и подчёркивая его родство с движением коммунистическим, Сталин предсказывал, что в колониях и зависимых странах «национальный момент, как момент борьбы за освобождение, является фактором революции». И это теоретическое положение чрезвычайно актуально для сегодняшней России, превращённой именно в сырьевую колонию и стоящей перед необходимостью слияния двух потоков сил — коммунистического и национально-освободительного движений.

***

В целом, исходя из сталинского теоретического наследия, можно дать следующее определение троцкизму.

Это мелкобуржуазное, точнее говоря — мещанское (по его социально-классовым корням) течение в коммунистическом движении, стоящее на позиции агрессивного национал-нигилизма, отрицающее историческое значение и революционные возможности русского народа. Троцкизм рассматривает Россию в качестве не субъекта, а лишь подчинённого объекта, этакого «запала» и плацдарма для процессов мирового развития; противопоставляет национальное — интернациональному, национально-освободительную борьбу — классовой. Это лишённая диалектики и крайне упрощённо, прямолинейно трактующая марксизм идеология. Это провоцирование бесконечных и бесплодных дискуссий под лозунгами внутрипартийного демократизма. Это стремление в области политической практики решать сложнейшие проблемы нахрапом, без учёта объективных условий борьбы. Стремясь подчинить себе Компартию, троцкизм делает ставку на новое пополнение партийных кадров, наносит главный удар по структурам партии и её лидерам, нарушая единство организации и разрушая её. Поэтому его отличают групповщина, фракционность и склонность к ультрареволюционной фразе.

Троцкизм чрезвычайно живуч, он мутирует, подобно своего рода идеологическому вирусу. Есть ли от него вакцина? Да. Это постоянная учёба, построенная прежде всего на изучении теоретического наследия Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.