Читайте в газете «Советская Россия» интервью с легендарным борцом Александром Иваницким

19 января газета «Советская Россия» опубликовала интервью с Олимпийским чемпионом Александром Иваницким

Александр Иваницкий – личность необычная. Судите сами. В 1942 году четырехлетним ребенком, умирающим от голода, его вывезли из Ленинграда на Урал. Какие после этого, казалось бы, высшие спортивные достижения? В 17 лет он пришел в борцовскую секцию, но… не смог подтянуться ни разу. Однако уже в 19 лет он чемпион Ленинграда. Затем блестящая спортивная карьера: четырехкратный чемпион мира по вольной борьбе в тяжелом весе, чемпион Олимпийских игр в Токио. 
Но это была не просто длинная серия побед: Иваницкий представлял собой совершенно новый тип борца-тяжеловеса. Он появился одновременно с Юрием Власовым, поразившим мир новым обликом стройного штангиста-тяжеловеса. (Кстати, Иваницкий и сегодня не «расползся», как это часто бывает с бывшими спортсменами, а сохраняет великолепные мышцы. Ощущение такое, что он хоть завтра мог бы опять выйти на ковер…)

За все годы выступлений за сборную СССР он не проиграл иностранным борцам ни одного балла. Когда я спросил Иваницкого, в чем секрет этого феноменального достижения (а он гордится им больше, чем олимпийским золотом), он, хитро улыбнувшись, сказал, «техники мало, надо еще и голову иметь».

Он ушел с ковра в раннем для тяжеловеса возрасте – в 29 лет. Но в спорте он уже завоевал все мыслимые высшие титулы. А в нем явно сидела страсть к покорению новых вершин. Вскоре он стал одним из ведущих тележурналистов страны, с 1973-го возглавив редакцию спортивных программ Гостелерадио СССР. А еще раньше начал писать. Его первая книга «Шестое чувство» появилась в 1971 году.

Будучи думающим борцом, Иваницкий и на телевидении стал новатором. Он и его команда с блеском продемонстрировали всему миру Олимпиаду-80 в Москве.
Пришедшие к власти в 1991 году «демократы» постепенно оттеснили спорт на задворки телеэкрана. А непокорный Иваницкий был изгнан с ТВ. Но он продолжает сражаться, посвятив себя писательской и общественной деятельности. И начали беседу с ним мы с его любимого вида спорта – с борьбы.

– Александр Владимирович! В сборной России по борьбе в основном ребята с Кавказа. Честь им и хвала за то, что они защищают престиж России. Но ведь были Мед­ведь из Белоруссии, Ярыгин – из Сибири, Иваницкий – из Ленинграда. Куда подевались русские борцы?

– Дело в том, что русские особенно сильно пострадали за последние десятилетия с точки зрения народных традиций. По русским молот разрушений бьет сильнее всего. В Якутии или на Кавказе народные традиции сохранились. А ведь это основа. Ведь что такое борьба? Это традиция. В кавказских аулах каждый мальчишка, поднявшись с четверенек, уже начинает бороться. Без всяких клубов и тренеров. В спортзал он приходит уже готовым борцом. В России кулачные бои «стенка на стенку» тоже вырабатывали настоящих бойцов. Однако последний бой был в одном из сел Мордовии в 1956 году. В России ныне, по сути дела, похоронены все народные виды спорта – лапта, городки, гири. Разве что иногда городошные соревнования проводят для экзотики. Однажды меня пригласили на кубок мэра Москвы по городкам. За сутки до соревнования привезли дерн, поставили палатку для важных гостей, развесили флаги, мэр сам бросил биту. Телевизионщики все это отсняли и с помпой показали. Но раньше в Москве было 50–60 городошных площадок. А сегодня осталось 6–7. Причем это не площадки, а «свинорой» – места где-то за гаражами, рядом со свалкой. Так дело с народными видами спорта скоро придет к нулю. А ведь без народного, стихийного спорта, из которого вырастали наши олимпийские чемпионы послевоенных лет, будущего у здоровья нации нет. Какие-то бешеные деньги будут платить залетным легионерам и Гусам Хиддинкам, а здоровья у народа не будет.

– Вашим мнением на этот счет кто-нибудь интересуется?

– Никого это сейчас не интересует. Я посмотрел проект закона о спорте. Особенно разделы, относящиеся к народному спорту. Чистая абракадабра. Народными видами считаются такие, которые развиваются в «специализированных» регионах. Вроде бы все правильно. Конечно, «хапсагай» – это якутская народная борьба. Ей вряд ли будут заниматься в Сочи. Но вот самбо. Это же не «этнический» вид спорта. Это наш национальный вид. Городки – это «национальный вид» спорта или нет? Как его можно «локализовать» в одном этническом регионе? А гиря! Или лапта?
Или возьмем определение тренера: «человек, имеющий среднее специальное или высшее образование». А в народных видах спорта вообще нет таких тренеров. Антон Сихарулидзе – председатель Комитета Госдумы по спорту – он же фигурист, у него нет политического образования. Но он – депутат. В мае в Министерстве спорта и туризма было совещание по национальным видам спорта. Я предложил провести соревнования по русскому многоборью. На меня зашикали. Это, мол, шовинизм. Я спросил, почему якуты могут блестяще проводить соревнования по национальным видам. Татары проводят сабантуй – ведь это уникальное явление. Но почему русские не могут соревноваться по своим видам спорта? И после этого меня поддержали. В Ярославле в 2010 году скорее всего пройдут соревнования по национальному многоборью. Хотя поддержка идеи есть, а денег на полноценные соревнования нет. На Кубке Кремля по теннису призовой фонд – миллион долларов. А мне пока негде взять 100 тысяч рублей на призы победителям. Обратились в Национальный фонд, представили смету, но там отказали. Меня это убивает.

Между прочим, все это не так безобидно. Я у себя в Чертаново как-то пошел в спортзал, в «качалку». 75% ребят там – с Кавказа. А что делают наши ребята? Пиво, наркота, подворотня, ночной клуб. Я часто бываю среди чеченцев, грузин, дагестанцев. Они поют свои песни, они танцуют свои танцы. Но уверяю вас, что если собрать сегодня любую «русскоговорящую» аудиторию и заиграет плясовая, никто танцевать не сможет. И песен люди не знают. В этом наша колоссальная проблема. Известно, воспитание ребенка начинается с народной песни. Если ее нет в школе и в семье, то, считайте, ребенок лишается корней. А нынешний молодой человек зачастую за юную жизнь не слышал ни одной русской песни. Есть дети, которые считают, что русская музыка – это блюз. Но если человек не слышал народной музыки, что он может понять в душе России? Глубоко убежден, что возвращение к корням, к традициям русского физического воспитания – это самый легкий, незатратный и, по сути дела, единственный способ восстановления здоровья нации.

– В ваши юные годы иначе было?

– С советскими временами даже сравнивать нельзя. Это некорректно. Я до борьбы пошел записываться во Дворец пионеров на шахматы – пожалуйста, затем на фехтование – пожалуйста. Лыжи, волейбол – ради бога. Тащили детей в секции. И как только ты показывал какой-то результат, тебя сразу «брали на карандаш», везли на сборы, давали форму. И все бесплатно.
А сейчас? В том же Чертаново, в клубе «Кимберленд», – там все, как в Европе. Но трехмесячный абонемент – три тысячи долларов. Я повернулся и ушел. Простые залы тоже платные. Хотя по качеству это, что называется, «на тебе, боже, что нам негоже». И все равно месячный абонемент – 700 рублей. К теннису, горным лыжам нормальному человеку не подступиться. Бесплатными остались разве что борьба и легкая атлетика. Нынешняя московская власть застроила все дворы. Раньше во дворах можно было бегать, прыгать, играть в футбол. Ныне остались в лучшем случае песочницы для малых детей. Все остальное занято машинами, гаражами и точечной застройкой. Уничтожается культурная среда. Попробуйте сейчас найти «поленовский» дворик. Даже знаменитые виды на Кремль задавлены бетонными динозаврами. Они пожирают Москву.

– Можно ли сказать, что в СССР искренне заботились о здоровье народа?

– В этом никаких сомнений нет.

– Но вроде и у нынешней власти проявился интерес к здоровью народа?

– Вы знаете, я оптимист, но я этого не чувствую. Идет опасная подмена понятий. Вот у меня дома дело доходит до размолвок. Программа «ледниковый период» – танцы на льду пар из спортсменов и артистов. Женщины эту программу смотрят с увлечением. Спорим. Вот недавно был чемпионат России. Нет, это, мол, неинтересно. А почему «ледниковый период» интересен? Ну, как же, там настоящие страсти.

Смотрите, что происходит: в этом «ледниковом периоде» олимпийский чемпион танцует, фигурально говоря, с «табуреткой». Или олимпийская чемпионка танцует со «стулом». Но этот «стул» из мира попсы, из актерского мира. Он умеет изображать страсти, обманывать публику. И прививая эти поддельные «страсти», людей, как ни парадоксально, отваживают от истинной страсти настоящего спорта.

Это оглупляет болельщика. Он уже не понимает, что колбаса, которую ему навязывают с телеэкрана, сделана из туалетной бумаги. Он ест опилки вместо апельсинов и думает, что это деликатес.
Из чего состоят эти «ледниковые периоды». Из соревнований? Нет, из «гламурных» сюжетов: вот они тренируются, вот она упала, страдает, вот они «по жизни» сошлись, а вот они разошлись. Следующая пара – все то же самое. Спрашиваю одного из руководителей фигурного катания: как можно ставить шесть баллов (высшая, редкая оценка на соревнованиях) людям, которые стали на коньки три месяца назад. Для чего вы это делаете? Отвечает: это приносит деньги. Мне говорят: это пропаганда фигурного катания. Будто сейчас все бросятся за коньками, ринутся на катки. И что? Построено 100 новых катков для фигурного катания? Появилось 100 новых Татьян Тарасовых? У вас появились деньги, чтобы заплатить за лед во дворце спорта? Нет. Меня недавно пригласили на одну из телепередач. Там с гордостью сказали, что наши спортсмены попали в «элитную десятку». Я засмеялся и сказал, что у нас в СССР уже второе место было поражением. А тут «элитная десятка». А то и «элитная двадцатка»…

Сейчас по нашим телеканалам идет «реслинг». Нужно быть полным дебилом, чтобы переживать за этих «спортсменов». Там есть лишь имитация ударов и борьбы. Примерно то же самое в профессиональном боксе: все заранее срежессировано. А народ принимает все это безобразие за чистую монету. И это извращение спорта культивируется вполне сознательно.

– Но в боксе-то бьют серьезно, до крови. Какая уж тут режиссура?

– Ну и что? За три–пять миллионов долларов вы тоже, наверное, разрешите расквасить вам нос. Поставьте Кличко против Киркорова – и вам станет понятно, что это липа.

– Вы противник коммерциализации спорта?

– Она убивает душу спорта. Людям вдалбливают: если ты не зашибаешь бешеную деньгу, ты – лох. Некий г-н Полонский недавно заявил прилюдно: «У кого нет миллиарда – может идти в ж…» И взрыва возмущения в обществе не было. Вот какую идеологию навязывают народу. Я сейчас избегаю спортивную прессу. По одной причине – претит коммерческий дух. Много пишут, например, о Марии Шараповой. Я с ней не знаком, но на вид она нормальная девчонка. И что о ней пишут? Сколько она «заработала» и кто у нее бойфренд. И это все… Скорее всего, она не алчная. Скорее всего, ее журналисты уродуют. Но это навязывается, постоянно ставится во главу угла. Убежден, что это колоссальное преступление перед человеческой  этикой, когда спортсмен получает десятки миллионов долларов лишь за то, что быстро бегает и метко бьет. У нас много выдающихся ученых. Например, Алфёров, который сделал уникальное открытие, переворачивающее весь мир. И он получил (не лично, а вместе с другими учеными) 1 миллион долларов. И потратил их на свою же науку. Здесь есть какая-то колоссальная нестыковка. Вклад Алфёрова остается на века, а спортсмена-миллионера забудут через пять лет. Это какая-то капиталистическая ловушка-заманка. Утверждают, что у всех равные шансы. И вы тоже можете стать миллионером. Но это жестокий обман. Все вроде бы равны, но самые богатые всегда – банкиры. Это какая-то уловка западного мира, а мы эту наживку заглатываем.

– Почему вы стали тележурналистом, а не тренером?

– Когда я уходил из спорта, я не колебался. Я хотел идти в журналистику. Сердце позвало. Став тренером, я мог бы воспитать сотни ребят. А журналист воздействует на умы и сердца миллионов.
– Вы ведь были главным редактором спортивных программ Российского телевидения? Почему ушли? Плавно или как?

– Нет, не плавно. Резко, в течение часа. Я начал работать на РТВ в 1990 году. Через какое-то время его начальником назначили Швыдкого.

– Того самого? Для которого «русский фашизм хуже немецкого»?

– Да у него какую фразу ни возьми… Короче говоря, спорт начали показывать где-то в час, а то и в два-три часа ночи. Причем важнейшие соревнования. В 1999 году наша сборная на чемпионате мира по легкой атлетике в Севилье сражалась за первое место с американцами. Наши заняли второе место. Но такой это был бой! Это было поражение, равное победе. Накал страстей был красоты необыкновенной. И его показали в два часа ночи. Александр Карелин завоевал 9-ю золотая медаль – его триумф тоже дали в три часа ночи. Путин, став премьер-министром, принимал наших легкоатлетов, вернувшихся из Испании. Я на этой встрече попросил слова и, обращаясь к Путину, сказал: «Помогите вернуть на государственном канале спорт на достойное место». И извинился перед спортсменами и заочно перед Карелиным за то, что их подвиги никто не видел. На следующий день я был уволен. Была разогнана вся наша редакция. Причем от всех потребовали написать заявления «по собственному желанию». Тем, кто не поддался, включая меня, дали комнату и сказали, что нужно в 9.00 приходить, в 18.00 уходить, но никакой работы. Это своеобразная пытка «бездельем», которую изобрели в японских фирмах, чтобы изгонять неугодных служащих. Через месяц мы этой пытки не выдержали. У меня в трудовой книжке записано: «Уволен за прогулы». Так что я Олимпийский чемпион, блокадник, орденоносец, но для этой публики все равно – «прогульщик».

– А почему ныне, в отличие от времен СССР, телевидение спорт не жалует?

– Так ведь нынешнее телевидение – для рекламы. Для них это поле, на котором есть чернозем, подзолистые почвы, пески, глина. Так вот на черноземе у них должна расти конопля, для «дури». Лучшее вечернее и утреннее время на ТВ – прайм-тайм – не для того, чтобы на этой поляне картошку выращивать.

Но надо понимать, что телевизионный спорт – это как Большой театр. Он не может быть прибыльным. Но он должен быть. Без этого не может быть культуры. И американцы это прекрасно понимают. Когда они за бешеные деньги покупают право на трансляцию Олимпийских игр, они теряют огромные миллионы. Но престижность Игр такова, что они потом эти деньги отбивают на чем-то другом. А вот то, что телеканал показывает Олимпиаду – это признак состоятельности.

– При этом они занимаются пропагандой здорового образа жизни?

– Нет, я бы так не сказал. Это сложнее. Когда приехал в Атланту, на Олимпийские игры, то был просто ошарашен. Идут толстенные папа-мама, жирные дети, у всех в руках громадные банки попкорна и кока-колы. Ощущение просто разбалансированной нации. У них Сталлоне и Шварценеггер – это что? Это сидит обыватель в кресле, в тапочках на диване, видит их в телевизоре и думает, что он тоже такой.

– Насколько я знаю, вы пишете книгу. Она о чем?

– Могу с гордостью сказать, как она будет называться «Ломаные уши». Придумав название, я понял, что просто обязан написать эту книгу. (У нас, борцов, у всех изломанные уши. Иногда в парикмахерской приходится успокаивать взволнованного мастера, который столбенеет, увидев мои уши). Меня часто приглашают на соревнования. И в нашем борцовском кругу ребята с удовольствием слушают, я бы сказал, «байки о прошлом». И я вижу, что они не знают, как мы жили, как боролись, как дружили.

Или вот внук видит по телевизору кадры о блокаде Ленинграда. Он просит меня объяснить, что такое голод. Я – блокадник. Но как можно передать это? Это нужно пережить. Но внук настаивает. Пытаюсь объяснить ему, что мы получали 125 граммов хлеба. Но что это ему дает? Ничего! Потому что нужно почувствовать языком подмешанную шелуху, полову, сырость этого хлеба, который оставлял на ноже, если его резать, прилипший слой. Но все это не даст представления о том, что такое блокада, бомбежки. Как обрисовать миллионный город, замерзший, темный, не работают лифты, нет продуктов, нет дров. В туалет превращались лестничные клетки. Я спокойно отношусь к еде. Легко обхожусь без деликатесов. Единственно, чего не могу, – это оставлять недоеденное в тарелке. Это у меня от блокадного Ленинграда.

Есть такие вещи, которые нужно пережить. Невозможно говорить и писать о любви, пока ты сам не полюбишь. Очень трудно понять эти произведения, пока ты сам не переживешь это. Человек должен пропустить все это через себя.

– То есть книга не о спорте?

– Нет, эпизодов, связанных со схватками, будет два-три. Книга больше всего о том, как мы жили, что думали, какие были тренеры. Например, моим тренером был Сергей Андреевич Преображенский, который, как я иногда шучу, «испортил мне жизнь». А суть в том, что он был уникальным человеком по доброте. Он подбирал беспризорников, безотцовщину и кормил их, брал на юг, где тренировалась сборная. Они спали в спортзале на матах, а он носил им еду из нашей столовой. Когда я вышел в «обычную жизнь» и у меня появились начальники, я думал, что они такие же, как мой тренер. Реальность оказалась несколько иной. Я не стремлюсь выходить на какие-то обобщения. Но девиз этой книги: «Путь в ад вымощен благими намерениями, а путь к пьедесталу почета вымощен провалами и ухабами». Я через это прошел. Ведь ровного пути наверх не бывает. Мне повезло. Я нашел «свое». У меня все легко получалось. Я летал по ковру, как во сне, парил на ковре. Нашел свою сущность. Это труднопередаваемое чувство. Я никогда не переутомлялся. Если мне говорят, что спорт – это тяжелый труд, то я думаю: это брат, ты не за свое дело взялся. Когда ты влюбляешься, дико думать, какой это тяжелый труд быть влюбленным. Мне хочется не торопясь рассказать о том, каким было первое послевоенное поколение. Я ведь из второго послевоенного поколения. Мне повезло. Когда я был еще желторотым борцом, рядом со мной были великие борцы Анатолий Панфёров и Александр Мазур (который боролся еще с Иваном Поддубным). Но «та» жизнь забывается.
Меня как-то пригласили в Японию на зимние Олимпийские игры. А там позвали в гости наши постоянные телекорреспонденты. Молодые, умные ребята – муж и жена, и по 30–35 лет. Они мне говорят: мы нашли кадры кинохроники, но не можем понять реалии, помогите-объясните, что там происходит? Ставят на видеомагнитофоне, я смотрю: Сочи, санаторий «Шахтер», мужики в длинных трусах бросаются в волны. Я рассказываю: это шахтеры, это Сочи. Женщина меня останавливает: «Что, шахтеры могли отдохнуть в Сочи? Летом?» Объясняю: конечно, не каждый шахтер мог летом побывать на море. Это, скорее всего, ударники, победители соц­соревнования. Но у шахтеров были свои санатории и дома отдыха. Так что ничего необычного.

Да и я, студент, запросто мог поехать в Крым, снять за рубль койку у хозяйки, на «трешку» шиковать целый день, а на стипендию (чуток подкопив) мог великолепно провести целый месяц. Мне говорят: не может этого быть… Кажется, это было еще вчера, но они уже не понимают, как мы жили. Нет преемственности поколений. Она разрушена.

– Так мы возвращаемся к проблеме разрушения народных традиций как одной из первопричин нынешних бед России. Не так ли?

– Несомненно. Например, трагедия в Перми тоже связана с разрушением традиций. Что такое ночной клуб? Спиртное, наркота, децибельная музыка, «мальчики» и «девочки» на заказ. Сама идея провести вечер в таком «клубе» для меня кощунство. Назвать это «отдыхом» язык не поворачивается. Там были люди из правоохранительных органов. Погиб офицер, 41 год. Остались жена и ребенок. Я, конечно, сочувствую. Но задаюсь вопросом: семейный офицер в ночном клубе – как тебя туда занесло? Как это можно было объяснить жене?.. Мужчина плачет: жена уехала с подругами отмечать какое-то событие и погибла. Остался ребенок без матери. Зачем он ее отпустил? А я думаю: моя мама могла бы бросить меня с братом, чтобы пойти в ночной клуб потусоваться? Человек православный, имеющий нравственный стержень, там просто не мог появиться. А это поколение «пепси». Оно считает, что это круто, «гламурно», что именно так нужно отдыхать, что можно похвастаться на другое утро, как вчера «оторвались».
Сейчас власть с гордостью сообщает о выделении немалых средств для помощи пострадавшим. Но ведь это за наш счет. А владелец заведения, который пытался сбежать, он эти затраты намерен компенсировать? Да нет, он уже ликвидирует свои заграничные капиталы… И люди будут гибнуть. Ведь эти клубы строятся по особым канонам. Это должно быть глухое помещение, низкое, туда должна вести крутая лестница, должна быть дикая музыка и много «дури». Какие меры не принимай, ничего не изменится. Это будет продолжаться, пока сам не решишь: я туда не пойду, я этот канал смотреть не буду, я эту книгу не буду читать, я эту музыку слушать не буду… Пока сам внутри не изменишься, извне ничего не сделаешь.

– То, как вы говорите о русском спорте, о русской культуре не вызовет обвинений в шовинизме?

– Никакого шовинизма нет и в помине. Все очень просто. Если я не люблю свой народ, я физически не могу никого полюбить. Если не уважаешь свой народ, свою культуру, не будешь уважать и чужую культуру…

Беседовал
Вячеслав ТЕТЁКИН.