Совместимо ли современное искусство с нравственностью…?

«Средь них пострадавший от Сталина Каплер,

Средь них уважаемый мной Чарли Чаплин,

Мой друг Рабинович и жертвы фашизма,

И даже основоположник марксизма…»

В. Высоцкий

В этой статье приводятся некоторые размышления автора по поводу интервью художника Григория Потоцкого данном Наталье Лайдинен: "Искусство должно служить добру", опубликованное на портале VIPERSON 11.01.2010 г.

Поражает и подкупает, в первую очередь, откровенность и глубокая содержательность Григория Викторовича в его личной оценке истории искусства, его современного состояния и роли творца в процессе отражения времени, пространства, человеческого бытия и всей окружающей его материи.

Но, тем не менее, соглашаясь фактически со всеми размышлениями глубокоуважаемого Григория Потоцкого и поддерживая их, скорее всего философское определение мастера: «…что в искусстве нет понятия нравственности» довольно спорно и, наверное, несколько сопоставимо с такими аналогиями, как «в искусстве нет классовых признаков», «в искусстве нет политики», «в искусстве нет морали», «в искусстве нет границ», «в искусстве нет бога» и т.д.

Тогда просто-напросто напрашивается один-единственный, и довольно пессимистический вывод, что в искусстве нет жизни, нет творцов, нет никаких ощущений, и нет вообще никакого глубинного смысла, и нет вообще ничего...

Определенные каноны нравственности являются обязательным атрибутом каждой исторической эпохи, это уже аксиома.

Художник, это тоже своеобразный и обязательный атрибут каждой эпохи вместе с элементами ее нравственности и неизбежно сопутствующей ей безнравственности.

Вопрос здесь, наверное, заключается в том, что творец больше всего  ощущает в окружающей его среде: хаос, который, в принципе присутствует всегда и везде, или величие мироздания и человека, как олицетворения его совершенства, даже в окружающем его хаосе.

Ведь если даже мы возьмем творчество многих «придворных», «церковных», и даже так называемых «режимных» ваятелей прошлого, то многие их «вещи», сделанные на сиюминутную потребу и ублажение (даже и некоторых законченных негодяев), сегодня расцениваются как величайшие, бесценные шедевры мирового искусства.

Такое явление вполне возможно понять и так, что безнравственность, ставшая в данном случае первопричиной творения, превратилась в эталон нравственности, но превратилась только благодаря воздействию искусства, как некоего, своеобразного нравственного исцеления.

Примерно тоже самое можно сказать и об исцелении многих грешных душ посредством их приобщения к искусству: когда, допустим, Мамонтов, Морозов, Третьяков отдавали неправедно «сколоченные» капиталы искусству и культуре, приобретая тем самым определенное нравственное очищение, в противовес тем же своим «коллегам», которые «спускали» точно такие же неправедно нажитые капиталы на цыган и, понимаешь, в «номерах», но это уже никакого отношения к искусству не имело, и одна безнравственность просто порождала другую…

И как бы в продолжение и развитие своего изначального определения мастер далее говорит: «Вынужден констатировать, что, по моему мнению, в современном искусстве победило зло…».

Странно, как оно может «победить», если Добро никогда не может существовать внутри зла, а любое зло, как отчасти и порождение того же добра, неизбежно, и при любых обстоятельствах растворяется в Добре.

Иначе просто не будет никакого движения вперед и развития базиса среды обитания, в том числе и всех тех, кто творит в современном искусстве, одновременно являясь его составной частью.

Собственно к этому в своем заключении мастер и подошел.

Высокая нравственность как категория может существовать и вне художника, которому порой являться носителем такой огромной величины  просто не по силам, но она (нравственность) не может существовать вне искусства в целом.

Художник же при этом раскладе в большей степени является составной частью искусства, а не нравственности. К нравственности  через свое творчество и талант художник только может или приблизиться, или отдалиться от нее на любое расстояние, но при этом он теряет связь с искусством, которое при любом его состоянии неизбежно останется высоконравственным.

Поэтому при таких фундаментальных определениях следует обязательно учитывать обстоятельство того, что искусство априори может быть только нравственным, а творец может быть кем угодно (хоть чертом), но при этом он не может влиять на нравственность искусства, т.к. оно и без него уже изначально нравственно.

К тому же она (нравственность), как насущная потребность общественного развития,  формирует не только  художественное мировосприятие и его отражение, но и по большому счету формирует всю политику, экономику, науку, социальные взаимоотношения и т.д.

И они тоже, в свою очередь (как и искусство), не могут быть безнравственными в отличие от некоторых конкретных политиков, экономистов, ученых, которые могут быть кем угодно и какими угодно (в том числе и такими, какими мы их сегодня имеем честь лицезреть…), но политика, экономика и наука здесь (в нравственном отношении) совершенно уже не причем…

Е. Газеев.