Более того, 66% прямо говорят, что с этим днем у них ничего не ассоциируется, то есть они не считают его праздником. Еще 12% дают очень близкий ответ: они затрудняются сказать, что это за день такой.. Нынешний праздник, о котором ничего не знают 78% граждан, – это замечательный «День народного единства». Ответы остальных колеблются в диапазоне от 2% полагающих, что это перенесенный День Октябрьской Революции, до 7%, уверенных в том, что это всего лишь дополнительный выходной день.
Кстати, число тех, кто не собирается вообще отмечать этот праздник – последовательно растет: в 2006 году таких было 49%, в 2007 – 50%, в 2008 – 62%, а сегодня – 66%.
Важно отметить, что среди прочего происходит это на фоне явного укрепления популярности Дня Октябрьской революции – 7 ноября. Если в 2003 году значимым днем его считали 36%, то в 2008 году таких стало 52%. И наоборот, если в 2003 году 7 ноября незначимой датой считали 56%, то в 2008 году их стало всего лишь 38%.
Кстати, по данным Фонда общественное мнение даже в 2005 году, когда был отменен день 7 ноября, а праздником назначен 4 ноября, лишь 22% населения поддерживали это решение, а 45% выступали против него. Остальные же просто не могли понять, что происходит. Уже здесь – свидетельство раскола. Власть празднует и навязывает для празднования то, что не хотят праздновать более четырех пятых общества. Какое это единство? Кого с кем? Если и есть народное единство, то оно проявляется лишь в неприятии обществом этой даты.
Безусловно, можно найти рациональное объяснение того, почему был введен «День народного единства». Власти хотелось, во-первых, унизить коммунистов. А во-вторых, поиграть с церковью. Церкви хотелось получить дополнительное очко в борьбе за клерикализацию общества. При этом власть хотела заложить как раз ту идею, которую судя по данным опросов готов поддержать 0% – идею «Единства народа и власти». Получилось же как раз наоборот: 4 ноября вместо «Дня народного единства» стал с одной стороны «Днем русского фашиста» – именно этот день ознаменован черносотенными «Русскими маршами», которые власть оказалась вынуждена запрещать, а с другой – одним из дней наибольшего политического противостояния в обществе.
В Кремль русские войска вошли 25 октября 1612 года, а поляки сдались 26 октября 1612 года. 25 и 26 октября – ничего знакомого нет в этих датах? На сегодня, по нынешнему стилю, это соответствует 7 и 8 ноября. Хотели отмечать этот славный день – нужно было к выходному 7 Ноября добавлять выходной 8 Ноября…
Вообще же взятие Москвы Вторым русским ополчением – дата славная, но политически – не вполне однозначная. Во-первых, ни о каком «народном единстве» там речи не шло. Поляки не брали Москву штурмом и не свалились на нее с неба. Их в Москву пригласили русские бояре и Русская Православная Церковь. Поляки были не абстрактными «иноземными захватчиками», а вызванными себе на подмогу, строго говоря, наемниками той части русской элиты, которая с их помощью, отдав русский престол польскому королевичу, хотела утвердить свою власть и подавить народное возмущение.
То есть, получается, что одна часть русского общества воевала против другой. Таким образом, все события позднего периода «Русской смуты» были отнюдь не единением народа в борьбе с иноземными захватчиками, а объединением одной части общества в борьбе против другой его части. Конечно, объединившаяся в ополчении часть народа выражала интересы страны, но это был не акт единства, а продолжение ранее начавшегося раскола. Народ поднялся не во «имя народного единства», он поднялся против боярской клики, насиловавшей Россию.
Кстати, в результате победы у власти утвердились бывшие сторонники «Тушинского Вора», к которым, между прочим, принадлежали и Романовы. Реально правивший страной с 1618 года до 1633 года вместо своего сына Михаила патриарх Филарет (Романов) свой сан получил от Лжедмитрия II, одним из наиболее последовательных сторонников которого он был. А народу в результате того, что он поверил в сказку о «народном единстве», досталась та же власть бояр. Народных вождей – Минина и Пожарского – просто выдавили из большой политики, а затем лишили какого-либо реального значения сословный Земской Собор.
В обоих отношениях власть проявила не свое единство с обществом, а свое расхождение с ним, свой над ним диктат. Она не способствовала установлению общественного единства (которого нет и быть не может при нынешней социальной дифференциации), а обозначила линии трещин и возможных новых расколов. Строго говоря, призыв к «единству» в обществе, где имущие живут за счет неимущих, – это всегда трубный зов фашизма. Посему 4 ноября и стало днем, когда из исторических гробов стали выходить политические мертвецы нацизма. И если на то пошло, то не может быть в таком обществе «народного единства». В нем может быть только единство имущих в ограблении не имущих, или единство не имущих в борьбе против грабящих их имущих.
Ко всему прочему – просто насмешкой выглядит «празднование» «Дня народного единства» в тот момент, когда явно раскалываться в известной степени достигнутое при Путине относительное единство элиты, а страна вновь шаг за шагом приближается к новой смертельной схватке в рядах самих имущих. А потому встает вопрос, если сегодняшнее положение чем-то и напоминает начало XVII века, то лишь полной не органичностью, взаимной чужеродностью Кремля и народа.